… Кроме того, стрельцы считали возможным ворвать­ся в церковь с оружием в руках ради поимки «изменника», хотя подоб­ные действия, согласно Соборному уложению 1649 г., расценивались как церковный «мятеж». (Кстати, многочисленные обвинения участни­ков крестьянских войн в осквернении церквей могут объясняться та­ким же стремлением не упустить «изменника». По крайней мере, ра­зинцы тоже не остановились перед тем, чтобы арестовать воеводу в соборной церкви⁴².)

     Отсюда следует, что царистские взгляды составляли ядро общест­венно-политических представлений масс, подчиняли себе все другие, в том числе и церковно-религиозные, взгляды. В доказательство сошлём­ся на отношение стрельцов к патриарху во время майских событий 1682 г. Сан Иоакима не уберёг его от угроз и непочтительности со стороны стрельцов. Его считали соучастником боярской «измены», а

_____________________________________

³⁷ Там же. С. 70, 75.

³⁸ Там же. С. 104, 106.

³⁹ Восстание 1662 г. в Москве. М., 1964. С. 39—43, 53—54, 66.

⁴⁰ См.: Буганов В. И. Московские восстания конца XVII в. М., 1969. С 98, 145, 171—172.

⁴¹ См.: Соловьёв С. М. Указ. соч. М., 1962. Кн. 7. С. 272.

⁴² См.: Записки иностранцев о восстании Степана Разина. Л., 1968. С. 109.

___________________________________________________________________________

  

значит, как бы растерявшим часть своей святости⁴³. Эта форма поли­тического сознания часто обращала недовольство народа не только против угнетателей, но и против членов их семей, а то и просто «чужа­ков» — иностранцев, врачей и т. д. Во время стрелецкого восстания 1682 г., например, были убиты сын «изменника» Л. Иванова и «Дани­ла дохтур» с сыном. Им приписывалось участие в подготовке покуше­ния на жизнь царевичей.   Ограниченность идеологии, построенной на «наивном монархизме», видна и в стремлении стрельцов обособиться от холопов и крестьян, желавших без царского указа «быть из домов свободными»⁴⁴.

     В ряде случаев повод к антифеодальному выступлению находился и без прямой санкции царя, даже без надежды на неё. Ненависть к угнетателям могла вылиться в восстание при уверенности, что монар­ха больше нет, а бояре сами правят от его имени. Так, поводом к стре­лецкому восстанию 1698 г. явилась весть о том, что «великого госуда­ря за морем не стало». Именно поэтому было решено откликнуться на письмо царевны Софьи и просить её вступить на трон⁴⁵. Известие о подавлении стрелецкого восстания всколыхнуло донских казаков, оно было воспринято ими как доказательство боярского произвола. Каза­ки говорили: «...буде великий государь к заговению не будет, и вестей никаких не будет же, то де нечего ево, государя, и ждать, а боярам де мы не будем служить, и царством де им не владеть»; «...до Москвы де будем городы брать и городовых людей брать с собою, а воевод будем рубить или в воду сажать»⁴⁶. Наконец, распоряжения о бритье бород, усов и ношении «немецкого платья», произвол администрации послужили поводом к восстанию в Астрахани (1705 г.), потому, что осмыслены были как «измена». Примерно за месяц до выступления прошёл слух, будто «великого государя не стало, и для того де воево­да Тимофей Ржевский и начальные люди стали делать неподобно, ве­ру христианскую покинули...»⁴⁷

     Народному представлению об измене и о том, что при этом сле­дует делать, обязаны своим возникновением и крестьянские войны. Движение Ивана Болотникова породил слух о вторичном чудесном спасении царевича Дмитрия, убеждённость в этом восставших (не исключая и самого Болотникова). Повстанцы выступали, что характерно, против тех феодалов и чиновников, которые оставались на стороне Ва­силия Шуйского: «...а ково побивали и грабили, и тех называли измен­ники, а оне будто стоят за царевича Дмитрея»⁴⁸.  Сама ограниченность кругозора восставших доказывает, что на выступление их толкнуло не просто недовольство эксплуатацией, а осознание законности своего недовольства, поскольку причины его усматривались в действиях фео­далов и чиновников, изменивших «законному» государю.

     Желание Степана Разина «з бояры повидатца» подвигло его на вооружённое выступление, как только он убедился в их «измене». С марта 1669-го по январь 1670 г. умерли царица и два царевича, что было отнесено в народе на счёт бояр-отравителей⁴⁹. Измена бояр

_________________________________________

⁴³ См.: Буганов В. И. Московские восстания... С. 107—108, 164—166, 172.

⁴⁴ Буганов В. И. Московские восстания... С. 198—202, 209—210; Восстание в Москве 1682 г. М., 1976. С. 37—38.

⁴⁵ Центральный государственный архив древних актов (далее — ЦГАДА). Ф. 6. Оп. 1. Ед. хр. 12. Ч. 1. Л. 13 об. — 14.

⁴⁶ Там же. Ч. 2. Л. 15.

⁴⁷ Там же. Ед. хр. 17. Л. 19 об. — 20, 23.

⁴⁸ Восстание И. Болотникова. М., 1950. С. 110.

⁴⁹ Крестьянская война под предводительством С. Разина. М., 1954, Т. 1. С. 235, 279—280.

_______________________________________________________________________________________

  

делала понятными все другие их «неправды» и требовала решительных действий. Но опять-таки наказанию подлежали те представители гос­подствующего класса, которые в глазах восставших были «недобры­ми», а значит, врагами государя.

     Подобным образом смотрели на правящий класс и участники вос­стания 1707—1709 гг. на Дону. Одно из писем Кондратия Булавина было обращено не только к «посацким, торговым... и всяким черным людем», но и к «начальным добрым людем». Глава восставших при­зывал стать «за истинную веру христианскую, за благочестивого царя нашего». Повстанцы были уверены, что «великого государя и госуда­ря царевича вживе нет давно, а владеют де государством бояре да прибыльщики и немцы». Соответственно главной целью движения было покарать «изменников», среди которых оказались начальник сыскного отряда Ю. В. Долгорукий и войсковой атаман Л. Максимов. В пись­ме на Кубань Булавин сообщал: «Они, Лукьян с товарыщи, списыва­лись з бояры, чтоб у нас на реке руских пришлых людей всех без ос­татку выслать... И по тем их... письму и совету прислали они, бояре, от себя к нам на реку полковника... Долгорукова»⁵⁰.

     Наконец, не случайно, что крестьянская война 1773—1775 гг. вспыхнула из-за появления среди яицких казаков «императора Пет­ра III». Ведь в этом случае Екатерина II представала узурпатором, что объясняло её недружелюбную политику по отношению к казакам и требовало немедленного их выступления в поддержку законного мо­нарха. К числу своих врагов восставшие относили поначалу только тех бояр, которые «больше всего умничали» в деле постепенной ликвида­ции казацких «обрядов и обычаев»⁵¹. Таким образом, желание посчи­таться с «умниками» переросло в решимость, в активные действия, когда казаки уяснили, что неправый характер дел этих вельмож выте­кает из верной службы узурпатору, т. е. обусловлен фактом их «из­мены».

     Роль царистских взглядов в объявлении военных действий в 1775 г. подчеркивается неудачей восстания яицких казаков в 1772 г. Оно не вылилось в крестьянскую войну потому, что было вынужденным ша­гом, ответом яицких казаков на насилие, но главное — авторитет Ека­терины II сомнению ими ещё не подвергался. Всё началось с того, что казаки подали прошение на высочайшее имя о наказании старшин и выдаче жалованья за пять лет. В ответ был произведен арест зачин­щиков, которых, однако, казаки освободили силой.  Сопротивление ка­заков местным властям объяснялось убеждением, что императрица удовлетворила их просьбу. Эту уверенность не поколебала и высылка против них воинской комиссии. Казаки вначале не думали о воору­жённой борьбе. Они хотели лишь просить главу комиссии капитана Дурново, чтобы тот выполнил решение Екатерины по делу старшин. Только после того, как солдаты открыли огонь, начались ответные действия со стороны казаков. Впрочем, поняв, что государыня решила дело не в их пользу, восставшие прекратили сопротивление⁵².

     Приведённые примеры (число которых можно умножить) показы­вают, что царистские взгляды масс были не просто неким «облачени­ем» социального протеста. Подобное мнение основано на неверном по­нимании «формы» как внешней оболочки, «одежды» чего-либо, а не

_______________________________________

⁵⁰ Булавинское восстание (1707—1708 гг.). М., 1935. С. 203, 450, 461.

⁵¹ См.: Овчинников Р. В. Манифесты и указы Е. И. Пугачёва: источнико­ведческое исследование. М., 1980. С. 24.

⁵² См.: Мавродин В. В. Указ. соч. С. 513—514.

как структуры, принципа внутренней организации объекта. Религиоз­ные и царистские взгляды масс являлись двумя вариантами одной и той же, причем единственной формы политического сознания, двумя разновидностями одного и того же принципа формирования антифео­дальной идеологии в XVII — первой половине XIX столетия. Но царист­ские взгляды давали большую свободу для развертывания антифео­дальной борьбы, чем чисто религиозные лозунги. В этом смысле «на­ивный монархизм» был наиболее удобной формой антифеодальной идеологии в рамках средневекового типа политического сознания.