…ри. Но может быть и нулевой фокус эмпатии (объективная точка зрения): «Джон спросил Мэри». Что касается высказывания типа «Муж Мэри спросил свою жену» (два фокуса одновременно), то подобная конструкция для английского языка неприемлема. Впрочем, японский язык ещё более строг, ибо говорящему на нём запрещено строить высказывания с объективным фокусом эмпатии.[37]

[с. 56]

____________________________________________________________________________

 

 

     Своеобразие духовного мира у представителей разных культур может быть обусловлено и различиями в родокомфортном восприятии слов, обозначающих одни и те же объекты и явления. Эти различия вызваны «наличием или отсутствием в их языках грамматической категории рода. Так, в русском языке три рода – мужской , женский и средний. В литовском – два: мужской и женский. В английском, грузинском, азербайджанском такой категории нет, поэтому родокомфортный фактор здесь проявляется слабо и редко влияет на формирование национальных поэтических образов и метафор. В русском языке этот фактор, напротив, оказывает мощное воздействие на поэтическое творчество народа... Деревья, цветы, предметы, животные не просто уподобляются человеку, а символически становятся девушками или парнями, бабушками или дедушками...

     В русских сказках часто действует ЛИСИЧКА-сестричка, а в западноевропейских и скандинавских – братец ЛИС. У испанцев ОРЁЛ – женского рода. Это не наша ОРЛИЦА. Это именно ОРЕЛ. МАК тоже женского рода. Мы с вами можем представить себе МАК, объясняющийся в любви к РОЗЕ, испанцы – нет.

     Русское национальное восприятие тесно связано с женственной частью родокомфортного фактора. Большинство понятий, означающих душевные качества человека, – женского рода. В отличие, скажем, от литовского языка, где ДОБРОТА, ПРОСТОТА, НЕЖНОСТЬ, РАДОСТЬ, КРАСОТА, ПРЕЛЕСТЬ, ЛЁГКОСТЬ – мужского рода»[38]

     На стиль мышления той или иной общности (культуры) влияет и принятый в ней язык математики. Использование определённой системы счисления впрямую связано с конкретным содержанием представлений о первичных, базовых множествах, а также о границе между «мало» и «много». Для нас привычна десятичная система счисления, однако до начала XX в. в народной арифметике целого ряда стран (и у русских крестьян тоже)

[с. 57]

___________________________________________________________________________

 

 

было распространено «счисление, эквивалентное в какой-то степени использованию двоичной системы»[39].

     Наконец, уровень развития абстрактного мышления и структура познавательной деятельности зависят и от способа записи чисел. Так, буквенная запись чисел, принятая, например, у древних евреев и в допетровской Руси, делала вычисления очень громоздкими, зато помогала видеть в каждом слове некую математическую величину. При этом магическая символика чисел нередко заставляла по-новому смотреть на смысл того или иного слова, а значит и на объект, им обозначенный. Здесь уместно вспомнить историю словесных воплощений т. н. «звериного числа», выявлением которых были столь озабочены жители Иудеи, подпавшей под власть Рима, и российские раскольники[40].

     3.4. Современные исследования показывают, что и без учёта фоносемантики языка, т. е. взаимосвязей между оценочно-смысловым ореолом слова и его звуковой формой, невозможно понять особенности мышления людей, принадлежащих к разным социумам, этносам, культурам.

     Если говорить о современных носителях русского языка, то в их сознании «закреплены не отдельно звуки и отдельно буквы, а слитные звукобуквенные образы», каждый из которых имеет определённую содержательную характеристику. Например, звук Р воспринимается как нечто «большое», «грубое», «мужественное», тёмное», «активное», «сильное», «быстрое», «шероховатое», «тяжёлое», «страшное», «величественное», «яркое», «угловатое», «громкое», «злое», «могучее», «подвижное». Звучание же звукобуквы Ю оценивается как нечто «хорошее», «нежное», «женственное», «светлое», «слабое», «медленное», «красивое», «гладкое», «лёгкое», «безопасное», «яркое», «округлое», «радостное», «доброе».

     Теперь можно объяснить, почему слово ЮДОЛЬ вышло из активного употребления: скорее всего слово погибло не потому, что отпала необходимость в обозначении такого понятия, как «место страданий, мучений», но

[с. 58]

__________________________________________________________________________

 

 

«из-за несоответствия формы содержанию, из-за несогласованности семантических ореолов»[41].

     Законы фоносемантики объясняют, в частности, и то, почему заимствуются какие-либо иностранные слова, почему они меняют своё значение или эмоциональную окраску на русской почве. Распространившееся у нас в последнее время слово «киллер» не несёт отрицательного фонетико-семантического заряда, поэтому его применение весьма эффективно, если говорящему нужно представить наёмного убийцу не как душегуба, а как представителя специфической профессии. Вряд ли это слово столь же «нейтрально» для носителя английского языка.

     3.5. Стремление к творчеству – универсальная черта человеческой психики. Однако самовосприятие и душевный настрой человека-творца зависят от общепринятых оценок творческого процесса, его параметров и механизмов. Эти же оценки с течением времени могут меняться. Соответственно могут меняться и чувства, переживаемые человеком в момент творчества.

     К примеру, сейчас человек, уличённый в плагиате, испытывает лишь негативные эмоции (стыд, обиду, страх и пр.). Даже если он не пойман за руку, он всё равно переживает нечто подобное у себя внутри. Однако в традиционной культуре понятия «плагиат» попросту не существует, ибо процесс заимствования считается нормальным, а зачастую обязательным (при создании фольклорных произведений, летописей, житий святых и т. д.). Исходя из этого можно предположить, что заимствование как элемент творчества либо сопровождалось положительными эмоциями, либо вообще не маркировалось, будучи эмоционально нейтральным[42].

     3.6. Эпохи и культуры различаются и внутренней структурой смехотворчества, т. е. тем, с помощью каких средств и над чем заставляют человека смеяться, а также самим характером смеха – соотношением чувственных и мыслительных компонентов, участвующих в процессе его порождения.

[с. 59]

_____________________________________________________________________________

 

 

     Смеховая культура доиндустриальных обществ, как правило, отличается грубоватым, порой непристойным юмором, основанном на гротеске, гиперболизации, нарушении различных запретов, использовании мотивов, присущих «комедии положений», а также неразделённостью чисто развлекательных и сатирических начал. Смехотворчество – это прежде всего коллективный и регламентируемый вид деятельности[43].

     Хотя уже античность знала иронию, которую можно считать видом интеллектуального юмора, последний играет значительную роль в смеховой культуре только с эпохи Просвещения. Само понятие «юмор» в современном его значении – продукт XVIII в.[44] Современная система смехотворчества отличается от более ранних тем, что включает парадоксы, анекдоты, каламбуры, абсурдный («абстрактный») юмор. Кроме того, для нас вполне привычен и «смех сквозь слёзы», когда душу одновременно обуревают противоречивые чувства – облегчения и негодования, радости и горечи, оптимизма и бессилия.

 

4. КОДЕКС ПОВЕДЕНИЯ

      4.1. Разговор о запретах и предписаниях макроуровня начнём с примеров, характеризующих особенности половозрастной регламентации поведения в различных культурах.

     Как показывают исследования этнографов, у всех земледельческих народов серпом жали и мужчины и женщины, а вот косой работал только мужчина. Если же говорить о культурах, где главным занятием было скотоводство, то оно могло входить в кодекс поведения различных половозрастных групп. Например, у курдов, горных таджиков и других полукочевников Азии выпас скота (на летовках высоко в горах) был уделом как женщин, так и мужчин, но среди последних этим постоянно занимались лишь дети и старики. Зато у кочевников Азии именно мужчины пасли скот, а на долю женщин оставался уход за молодняком, выпас животных около поселка, охрана их в ночное время и заготовка молочных продуктов.

[с. 60]

____________________________________________________________________________

 

 

     В соответствии с господствующими представлениями о «мужском» и «женском» поведении регламентировались и занятия ремёслами. Так, в Древней Греции художественное вязание считалось женским ремеслом, в средневековой Европе – напротив, мужским, а в Новое время опять перешло в сферу традиционных женских работ.

     История ремесла содержит и примеры общественной регламентации поведения индивидов согласно их социальному статусу. Во многих традиционных обществах были профессии, владение которыми жёстко увязывалось с понижением или повышением правового статуса. В частности, стрижка и укладка волос оценивались как занятия, не достойные полноправных граждан, соответственно этим профессионально занимались лишь люди, не входящие в состав «свободного» населения. В Индии до сих пор существуют касты цирюльников; никто другой не должен делать их работу, иначе потеряет свою кастовую принадлежность.

     Кстати, выбор причёски ранее тоже напрямую диктовался общепринятыми понятиями о запретном, должном и позволительном для тех или иных групп населения. Почти повсеместно мужчинам из неполноправных слоев запрещалось носить длинные волосы (рабы древних британцев, греков, турков). У многих народов Океании семейное подчинение женщины по-прежнему выражается в короткой причёске при наличии длинной у мужчин.

     Наконец, формой причёски различаются и конфессии. Буддийские монахи, а также мужчины-мусульмане ряда стран бреют голову, в то время как индийским сикхам, наоборот, запрещается стричь волосы[45].

     4.2. Индивидуальный кодекс поведения, базируясь на представлениях о системе этносоциального разделения и о месте человека в обществе, включает в себя: а) ценностные ориентации различного уровня, б) память о ролевых ожиданиях окружающих и образцах для подражания, в) установки и стереотипы поведения, соответствующие тем постоянным социальным позициям, которые

[с. 61]

___________________________________________________________________________

 

 

занимает индивид[46]. Последний, с точки зрения глубинных основ его поведения, в каждый момент времени выступает носителем целой системы социальных ролей, костяк которых образуют статусные роли.

     Во-первых, на этапе социализации каждый человек, в зависимости от того, какого он пола, усваивает и/или вырабатывает в себе установки и стереотипы, которые формируют его поведение по «маскулинному» или же «феминному» типу.

     Представления об отличительных чертах «мужского» и «женского» повседневного поведения в разных культурах могут существенно отличаться[47]. Ярким примером служит такая особенность национального шотландского мужского костюма, как похожий на юбку кильт.

     Ещё один пример: пожалуй, все культуры знали (знают) раскраску кожи как необходимое условие появления человека «на людях» или совершения им определённых ритуалов. В наше время это прерогатива женщин, однако в древности этим занимались главным образом мужчины, причём раскрашивалось не только лицо, но и чуть ли не всё тело. Подавляющее большинство народов отдавало первенство красному цвету, но, к примеру, древние бритты употребляли для раскраски кожи в основном зелёный цвет, сваны – чёрный, андаманцы – жёлтый[48].

     Во-вторых, принадлежность к определённому социальному слою (а внутри его – к определённой группе) заставляет человека стремиться к поддержанию своего социально-психологического статуса (авторитета) посредством соблюдения соответствующих предписаний и запретов, а также посредством самоориентации на систему ценностей, принятыми лицами, образующими среду его постоянного общения.

      К примеру, во всех традиционных обществах «универсальными чертами поведения человека с высоким социальным статусом представлялись такие, как замедленность движений (вплоть до полной неподвижности, статичности), тихий голос, сдержанность в проявлении эмоций,

[с. 62]

_________________________________________________________________________

 

 

прямой неподвижный взгляд, сведенная к минимуму жестикуляция»[49]. Правда, иногда верховный правитель был вынужден соблюдать и дополнительные требования: «в некоторых обществах Океании вожди должны были быть очень полными и их откармливали специальной диетой. Отличались они от соплеменников ещё и тем, что кожа их была более светлой»[50].

     Картина усложняется, если учесть, что индивид может входить сразу в несколько социальных групп и, соответственно, ориентироваться на разные ролевые ожидания, связанные с ним.

     В-третьих, постоянный характер имеет система родственных ролей. Программа их освоения у представителей одного пола в принципе одинакова, она включает в себя и переходы от одной роли к другой, и «обрастание» новыми ролями по мере взросления человека.

     Своеобразие той или иной культуры ярко проявляется в том, какие нормы составляют кодекс поведения, например, жены и мужа. «Характерно, что одна из основных регулирующих ячеек китайского традиционного социума – семья была полностью отключена от решения проблемы мужское – женское в качестве взаимоотношений между полами... В основе традиционной семьи лежали не отношения между мужчиной и женщиной, но отношения поколений, в чём проявлялась полная асексуальность китайской семьи... Принципы, на которых строилась система родства – родословная, поколение, пол и главенствование, не оставляли места для европейского регулянта – любви... В семье жена была прежде всего принадлежностью родителей мужа, а не его самого, именно им она предназначала исполнение своих первейших обязанностей. Муж, в свою очередь, также ставил своих родителей многократно выше, чем супругу»[51]

     Мог быть и родовой кодекс поведения, причём одинаковый для всех членов клана или же только для их части – например, лишь для женщин. Об этом повествует история Древнего Рима, где женщины из рода Цинцинатов носили

[с. 63]

___________________________________________________________________________

 

 

длинные волосы, из рода Торкватов – золотую цепь, из рода Аттилиев – не носили полотняных одежд и т. д.[52]

     В-четвёртых, по мере перехода из одной возрастной группы в другую меняются и поведенческие установки, регулирующие общение индивида с посторонними людьми, ибо это соответствует эволюции ролевых ожиданий. В этом смысле модель поведения, рассчитанная на данную этикетную ситуацию, тоже может считаться одной из статусных ролей.

     Нас не удивляет, когда ребёнок обращается к незнакомому взрослому на «ты», но мы уверены, что подобное обращение уже не допустимо для подростка, юноши или зрелого человека (если, конечно, они считают себя воспитанными). Но когда человек переходит в категорию стариков, ему опять позволяется разговаривать на «ты» даже с незнакомыми людьми.

     «Разучивание» социальных ролей возможно лишь при усвоении человеком набора базовых ценностей  этноса, социума и конфессии, представителем которых он является. При этом оно более эффективно, если существуют люди (реальные персонажи или герои мифов и эпоса), чьё поведение рассматривается как идеальное воплощение какой-либо роли.

     4.3. Всякая культура обладает запасом разнообразных знаков и символов, которые помогают людям легко понимать друг друга в ситуациях спонтанного общения, в ходе не предусмотренных заранее межличностных и межгрупповых контактов, а также при отказе контактирующих от первоначального (предписанного) сценария поведения.

     Например, существуют знаки для подчёркнутого выказывания уважения, для демонстрации изменений в своём социальном статусе и т. д. Допустим, индивид желает повысить свой авторитет в глазах окружающих. В этом ему может помочь широко распространённый обычай потреблять или предлагать в виде угощения пищу с престижным значением. Разумеется, у каждого народа свой

[с. 64]

___________________________________________________________________________

 

 

набор подобных яств. Так, в странах Юго-Восточной Азии до XIX в. престижной пищей был рис (в отличие от общедоступных корнеплодов) или мясная пища (в отличие от растительной).

     Хотя эмоциональная жизнь человека плохо поддаётся общественному контролю, тем не менее одним из его механизмов следует считать наличие в каждой культуре особой («инвективной», «экспрессивной», «нецензурной») лексики, специально рассчитанной на выражение отрицательных эмоций и в то же время воспринимаемой в качестве «низкой», «грязной». Но поскольку кодекс поведения часто определяется конкретной ситуацией, в которую попал человек, поскольку ситуации могут быть, с точки зрения общества, анормальные, постольку для выхода из подобных ситуаций вполне разрешается (а иногда и предписывается) применять то, что в нормальных условиях недопустимо.  

     Для выражения своих эмоций люди прибегают и к общепринятому в их культуре языку мимики и жестов, которые далеко не всегда выполняют лишь функции, аналогичные функциям экспрессивной лексики. Множество жестов эмоционально и оценочно «нейтральны», они передают «чистую» информацию (например, кивок головой, который у русских означает «да», у болгар же – «нет»). Существуют жесты, выражающие, напротив, «чистые» эмоции. Так, хлопок в ладоши в Европе издавна обозначает одобрение, в Средней Азии – горе, отчаяние, в Азербайджане – разочарование, в Абхазии – удивление.

     Впрочем, жесты могут входить в индивидуальный кодекс поведения, будучи ценными сами по себе, а не потому, что выражают какие-либо эмоции, идеи. В этом случае жест – элемент ритуала. Например, вытянутая вперед ладонь с растопыренными пальцами служит магическим оберегом (индейцы Америки, народы Ближнего Востока) или же насылает проклятие (арабы Магриба и Передней Азии)[53].

[с. 65]

____________________________________________________________________________

 

 

5. СОВМЕСТНОЕ ДОСТОЯНИЕ КАРТИНЫ МИРА И СТИЛЯ МЫШЛЕНИЯ

      5.1. В процессе познания формируются понятия, образы, знаки и символы, которые аккумулируют полученную информацию, а в дальнейшем служат шаблонами или матрицами, упрощающими и ускоряющими получение новых знаний, их усвоение, проверку, систематизацию.

     Многие из подобных «сгустков опыта» употребляются бессознательно, их-то и называют архетипами. Однако наблюдения за окружающим миром у всех народов сопровождались появлением образов, которые, сохраняя первоначально связь с породившими их реальными явлениями, получали всё более широкое толкование и превращались в символы, активно и вполне сознательно используемые в произведениях фольклора, процессах коммуникации, оценках человеческого поведения.

     Важную роль в древности играл, к примеру, образ рыболовной сети (рыболовства). В Китае этот образ породил основные метафоры и термины для понятий культуры, мудрости, письменности. Мотивы рыболовства характерны и для раннехристианской символики (Христос, улавливающий души), и для романского, готического, ранневизантийского искусства (рыба или рыболовные снасти как аксессуары апостола Павла и Антония Падуанского)[54].

     Яблоко в Древней Греции было атрибутом и символом Афродиты, в христианстве оно символизировало плодородие и человеческое грехопадение, а в Средней Азии было символом не только плодородия, но и власти, избранничества. В русском же фольклоре под яблоком часто подразумевалась девушка.

     Символом плодородия (равно как и трудолюбия) в традиционной восточноевропейской вышивке служили «уточки». У древних же ирландцев, судя по узорам вязаных кофт, трудолюбие символизировали «соты», а плодородие – «дерево туя».

     Разные культуры отличаются друг от друга и тем, какие образы лежат в основе их космической модели. В древности

[с. 66]

___________________________________________________________________________

 

 

наиболее распространена была растительная модель мира (образ «мирового дерева»), но в качестве её эквивалента существовали «мировая гора», «космическая река», а также антропоморфные и зооморфные модели, с которыми образ «мирового дерева», как правило, совмещался[55].

     5.2. Разница в оценочно-эмоциональном восприятии цвета маркирует как эпохи в истории одной культуры, так и своеобразие разных культурных общностей в один и тот же период времени.

     Если не выходить за рамки европейского культурного ареала, то можно привести такой пример: до второй мировой войны коричневый цвет не вызывал отрицательных эмоций, будучи в целом «нейтральным», таким, как множество других цветов тёмного спектра, однако из-за того, что его сделали цветовым символом нацизма, он теперь может нести (в определённом контексте) сугубо негативную нагрузку.

     Любопытно сравнить восприятие цвета у разных народов в настоящее время. «В подавляющем большинстве языков слово СЕРЫЙ имеет отрицательный оценочный заряд, а для индийцев, говорящих на языке хинди, СЕРЫЙ – «хороший». КРАСНЫЙ – «хороший» для русских, бельгийцев, американцев и многих других народов, но он же отрицательно заряжен в турецком и ливанском языках. ЖЁЛТЫЙ нравится шведам, туркам, индийцам, а «плохой» он для американцев, французов, бельгийцев, иранцев. ЗЕЛЁНЫЙ отрицательно заряжен у американцев, а положительно – у турок, афганцев, индейцев»[56].

     5.3. Составить представление о том, что такое стереотипы формирования, пополнения и перестройки картины мира как единой системы, можно на примере «мифологического сознания».

     Во-первых, присущим ему стереотипом является классификация объектов и явлений окружающего мира не на основе сопоставления и группировки признаков (как это привычно для нас), а на основе сопоставления их ценностных статусов. Внутренняя иерархия создаваемых классов

[с. 67]

____________________________________________________________________________

 

 

соответствует постепенному переходу от наиболее значимых (жизненно важных) элементов к менее значимым.

     Во-вторых, при формировании картины мира связи между объектами (явлениями) и их классами обеспечиваются использованием бинарных оппозиций, благодаря чему одно и то же содержание может быть выражено с помощью различных знаковых кодов (растительного, астрономического и др.). При пополнении и перестройке наличной картины мира жёсткость и схематичность противопоставлений преодолевается с помощью медиации, суть которой заключается в замене оппозиции объектом, сочетающем полярные признаки. Также употребляется перекодировка (переоценка) привычных оппозиций. Глобальные взаимосвязи и взаимовыводимость элементов «мифологической» картины мира являются альтернативой причинно-следственным отношениям в современном («естественнонаучном») типе сознания.

     В-третьих, для носителей «мифологического сознания» выявить сущность явления – значит описать его происхождение. Соответственно картина мира представляет собой диахроническое описание всей последовательности процесса космогенеза.

     В-четвёртых, к устойчивым стереотипам универсального характера, присущим данному типу сознания, можно отнести «мифологическую персонификацию истории», т. е. стремление объяснять главные достижения человечества деятельностью «культурных героев» и легендарных первопредков.

     В-пятых, поскольку число предметов и явлений видится ограниченным, всё многообразие окружающего мира объясняется трансформациями и перевоплощениями одной и той же совокупности объектов. При этом различные модификации одного и того же объекта образуют в «мифологическом сознании» некую целостную систему и даже фактически отождествляются друг с другом[57].

     Культуры, в которых господствует «мифологическое сознание», различаются между собой конкретными реализациями

[с. 68]

_____________________________________________________________________________

 

 

(наглядными воплощениями) указанных стереотипов: например, тем, какие животные или растения лежат в основе классификационных разрядов и базовых оппозиций, либо тем, какой цвет обозначает определённую сторону света. Так, согласно традиционным представлениям монголов, север обозначался чёрным цветом, юг – красным, запад – белым, восток – синим или голубым. Тюркам же присущи были такие соответствия: север – чёрный, юг – белый, запад - жёлтый или красный, восток – синий или зелёный[58].

 

6.  ОБЩИЕ ЭЛЕМЕНТЫ КАРТИНЫ МИРА И КОДЕКСА ПОВЕДЕНИЯ

      6.1. Проблема глубинных, по преимуществу подсознательных, структур, определяющих поведение людей в той или иной культуре и составляющих основу их социально-политических, нравственных, правовых и пр. взглядов, – одна из наиболее разработанных в отечественной культурологии. Правда, большей частью эта проблема интересовала филологов, этнологов, антиковедов и медиевистов-«западников». Исследователи, изучающие российскую историю, пока не могут похвастаться такими же успехами, уступая и числом публикаций, и широтой охваченного в них материала[59].

     Недостатком историографии является и то, что довольно часто дело ограничивается накоплением данных, относящихся лишь к одной стране (культуре), в лучшем случае – группе стран, образующих единый культурный ареал. Между тем настоятельно необходимым представляется постоянное обобщение накопленного материала. Ведь уже простое сопоставление различных культур по одному и тому же параметру несёт в себе новую информацию, касающуюся объектов сравнения. Такая информация, кстати, при скудости источников может составлять львиную долю тех знаний, что мы получаем в процессе исследования культур далёкого прошлого.

[с. 69]

______________________________________________________________________________

 

 

     Взять, например, столь распространённый некогда феномен, как смех в ритуалах, воплощающих или актуализирующих представления о смерти. Глубинной подоплёкой этого феномена является уверенность в том, что смерть – лишь форма перехода в новое состояние жизни, а смех облегчает этот переход, более того, смех и рождает новую жизнь. Культурное своеобразие заключается в степени всеобщности и конкретных воплощениях подобного способа «жизнетворения».

     В первобытных обществах смерть и смех шли бок о бок либо на охоте (охотник, убив зверя, смеялся, чтобы тот возродился в новом качестве), либо в поле при жатве (земледелец смехом пытался обеспечить будущий урожай). В эпоху античности и средневековья смех был частью ритуалов не только календарного, но и похоронного цикла. Римский праздник луперкалий был связан с ритуальным весельем, которое сопровождало символические убийство и воскрешение двух юношей. Финикийцы смеялись, когда убивали своих детей, а жители Сардинии – когда предавали смерти стариков. В средневековой Западной Европе на похороны приглашались шуты, а во время пасхального богослужения приходские священники частенько отпускали шутки (даже непристойного содержания), чтобы рассмешить свою паству. Рудименты подобного отношения к смеху-«жизнедателю» сохранились и в русском фольклоре[60].

     6.2. Доказывать то, что вкусовые пристрастия и предпочтения, – один из важных элементов, определяющих этническое (культурное) своеобразие, особой нужды нет, поскольку это видно, что называется, «невооружённым глазом». И тем не менее нельзя не остановиться на этом аспекте менталитета, ибо часто бывает так, что по этому параметру оказываются на одной полке народы, разделённые тысячами километров и целыми пластами времени.

     Действительно, отсутствие стульев и столов (в лучшем случае – наличие низких столиков) отличают не одних лишь кочевников, но и традиционную культуру некоторых

[с. 70]

____________________________________________________________________________

 

 

земледельческих народов (таджики, узбеки, народы Юго-Восточной Азии, японцы, турки), и ряд охотничьих социумов (народы Крайнего Севера). У многих из этих этносов понятие о бытовых удобствах включает в себя также и возможность быстрой перепланировки домашнего пространства. Это достигается либо изменением формы переносного жилища, либо использованием ширм и передвижных перегородок.

     Весьма неожиданные соответствия можно обнаружить, когда сравниваешь пищевые пристрастия разных эпох и народов. Например, донские казаки уподоблялись древним римлянам в том, что брезговали щукой, обзывая её «лягушатницей». Противоположное отношение к щуке демонстрируют иудеи, для которых она – почти национальное блюдо. В период средневековья щуку очень ценили и англичане, ставя её даже выше лосося[61]

     Всем народам свойственно выделять в годовом цикле будни и праздники. Сообразно с этим разделяются и наряды, причем праздничная одежда, как правило, более изысканна и сложна по своей конструкции, нежели повседневная. Разница между культурами определяется тем, какие элементы составляют обязательный праздничный или будничный наряд, сколько видов таких нарядов и для каких случаев они предусмотрены.

     Если у каких-либо народов одежда однотипна, то она различается отделкой своих элементов. Например, у многих этносов элементом традиционного праздничного наряда были вязаные чулки, покрытые затейливым узором. Но в одних случаях чулки были однотонными, в других (русские Европейского Севера, коми) – многоцветными[62].

   

7. ОБЩИЕ КОМПОНЕНТЫ СТИЛЯ МЫШЛЕНИЯ И КОДЕКСА ПОВЕДЕНИЯ

      7.1. Примером того, как оценочно-познавательные установки выполняют функцию мотивов поведения, может служить понимание пользы.

[с. 71]

___________________________________________________________________________

 

 

     В архаической и традиционной культуре полезным является лишь то, что соответствует «старине», коллективным представлениям о должном порядке вещей. Польза не может быть описана терминами типа «удобство», «эффективность», «выгода», «практичность». Поэтому явное и сознательное внедрение новаций неприемлемо и просто невозможно.

     Так, жёсткое седло с двумя стременами (наиболее удобное для езды верхом) возникло ещё в сер. I тыс. н.э., между тем и поныне есть народы (например, бедуины), которые предпочитают верховую езду на лошадях без стремян. Можно привести и такой факт. Введение бумажного производства в России (1565 г.) было сопряжено с возведением водяных мельниц, которые, однако, воспринимались в народе как сатанинские сооружения. Следствием такого отношения к технической новинке были народные бунты (к примеру, под Москвой в 1576 г.), в ходе которых эти мельницы сжигались.

     Не всегда, впрочем, неприятие новаций приводило к открытой борьбе с ними. Новое могло укорениться, но на пути его дальнейшего распространения возводились крепкие стены. Так, в Китае после открытия бронзового литья почти все виды бронзовых сосудов были посвящены культу предков и, соответственно, изъяты из повседневного употребления[63].

     Самооценку исполнителей фолькл… Продолжение »

Бесплатный хостинг uCoz