Мануйло, и на иное де именован[ь]е превратит, как хто уразумеет". И я, холоп твой, служа тебе, государю, хотя ево завод выведат подлинно, говорил ему: "С тово ж слова с первова – Мануйло и Московской". И он сказал мне, холопу твоему: "Как де к чему хто снатет вразумлят, и к тому де пристоит". И допрашивал я, холоп твой, ево, Манушку, чтоб он мне сказал и про те два слова. И он мне сказал: "А в тех де двух словах по именован[ь]ю скажу де впред и про те слова, что в них именовал я, а топере де я пьян – не умет росказат". И покочав головою, скозал мне, холопу твоему: "Не топерешнее де дело – в тех де словах многое именован[ь]е, нечево де а том и говорит и сказыват до времени. Когда де будет время, тогда и дело"».

     Самозванец также попытался привлечь «пристава» на свою сторону, пообещав ему: «Будет де ты мне зделоеш дабро, и как де меня Бог помилует, и я де тебе добро учиню». Когда же С. Волынский спросил, не обманет ли он его, Мануил поклялся выполнить обещание. В доносе «пристава» сказано: «И он мне, холопу твоему, дал руку, что во всём добро мне делат, как де ево Бог из вязней свободит. А говорил многожды ко многим розговорным словам: "И лутчей де мне боярин не верста"».

     С. Волынский поделился с царём и такими размышлениями: «На што было коралю такой человек? Много у короля и отческих

________________________________

     47 Там же. Л. 60.

     48 См.: Костомаров Н. И. Самозванец лже-царевич Симеон. С. 198; Чистов К. В. Указ. соч. С. 31, 66–67, 71, 118, 126, 144, 148–149; Успенский Б. А. Избр. труды. М., 1994. Т. 1. С. 80–81; Лукин П. В. Указ. соч. С. 106–107; Усенко О. Г. Монархическое самозванчество в России в 1762–1800 гг. // Россия в XVIII столетии. М., 2004. Вып. 2. С. 340.

[с. 130]

_______________________________________________________________________________

 

 

детей живут при нём, а такому, государь, страдничью сыну доведётца л по своей природе жит при короле?». В результате он пришёл к выводу, что Мануил – самозванец монархического типа. «Пристав» ошибся лишь в том, что посчитал, будто Мануил и был тем самым «Симеоном Шуйским», о пребывании которого в Польше знало московское правительство49.

     Чем кончилось дело, неизвестно. Однако можно предполагать, что в декабре 1641 или в начале 1642 г. Мануила казнили или же, наказав кнутом, сослали в Сибирь. Дело в том, что до середины XVIII в. именно такая кара ждала псевдомонархов, не отнесённых официально к «умовреженным»50.

     2. «Прямой потомок царя Александра Македонского, помазанник божий» [перед 10 августа – после 1 сентября 1665] – Андрей Николаев (Миколаев, Микулаев) сын, по  прозвищу Греченин, османский подданный на российской службе.

     Судя по всему, самозванец «проявился» в июле или начале августа 1665 г. в Путивле перед местным жителем А. Некрасовым, которому он заказал составить челобитную на имя царя. При работе над ней А. Николаев попросил включить в текст «заповедь» его отца, который перед смертью будто бы «велел сказат... великому государю, что де мы – царского колена царя Александра Макидонского». Было написано два черновых варианта челобитной, но по каким-то причинам работа была прервана. А. Николаев обратился к другому писцу – дьячку С. Яковлеву, которого, естественно, также посвятил в свою тайну. Очередное «разглашение» состоялось 10 августа, когда написанный дьячком третий, беловой вариант челобитной был подан воеводе М. С. Волынскому. Сразу после этого самозванца «отдали за пристава», его сообщников-писцов посадили в тюрьму «до государева указу», а все изъятые у А. Николаева бумаги вместе с поданной им челобитной отправлены в Москву.

     Данные о биографии самозванца весьма скудные – лишь по челобитной и её черновикам возможно судить о его предыдущей жизни. Если верить ему, то он родился в Греции, а после смерти отца по велению последнего в 7138 (1629/1630) г. «прибрёл» в Российское государство. По пути в Москву он «пристал на дороге в Литовской стороне к греченину к Дмитрею Иванову сыну Палилогу, и ево ж, Дмитрея, тово ж году... саслали в Казан за опалу», а вместе с ним – «напрасно» – и А. Николаева. В ссылке будущий лжемонарх «живот свой мучил тритцет лет» – «терпел многое время всякие нужи и скитался меж двор».

_____________________________

     49 РГАДА. Ф. 210. Оп. 13 (Столбцы Приказного стола). Д. 152. Л. 61–65.

     50 См.: Усенко О. Г. Кто такой «самозванец»? С. 44.

[с. 131]

_______________________________________________________________________________

 

 

     В 7169 (1660/1661) г. он подал в Казани челобитную «о своей нужи», где якобы впервые и возвестил, что он – прямой потомок Александра Македонского. Вряд ли так было на самом деле, поскольку его арестовали бы уже тогда. Как бы то ни было, вскоре его жизнь изменилась. Николаева «верстали в Ыноземской список» и послали на службу (видимо, толмачом или переводчиком) «к Москве в полк к боярину и воеводам князю Ивану Ивановичю Лобанову-Ростовскому с товарыщи», после чего он «был на... государеве службе в Путивле». Но там он «захворал» и какое-то время был «скорбен», т. е., вероятно, находился в умопомешательстве. Не исключено, что именно в этот период им овладела идея-фикс о его прямом родстве с легендарным царём, но ею он пока ни с кем не делился. Когда же, по мнению окружающих, А. Николаев «обмогся», тогдашний воевода князь Ю. Н. Морткин взял его «в съезжую избу в толмачи» и приказал давать ему из казны «подейной корм по гривне на ден». Однако в начале 1665 г. он уже опять скитался «меж двор», т. к. его лишили должности и «корма»51.

     Можно предположить, что это сделал новый воевода М. С. Волынский, а основанием, вполне вероятно, стал вторичный приступ умопомешательства у А. Николаева. Хотя в «отписке» воеводы царю нет слов о том, что самозванец безумен, тем не менее такая версия кажется логичной, поскольку иначе трудно объяснить, почему А. Николаева не «расспросили», как это обычно делалось в подобных случаях – случаях, связанных со «словом и делом государевым».

     Самозванец обосновывал свои притязания тем, что якобы ему поверили другие греки, живущие в Путивле, а также греческий митрополит Макарий, с которым-де он встретился в сентябре 1664 г., когда тот ехал в Москву: В своей челобитной, обращаясь к царю, А. Николаев пишет об этом так: «И он, Макарей дмитрополит, доведался про меня, холопа твоево, от греков, что я, холоп твой, царского колена, и меня взял к себе, роспрашивал в духовне по Христове евангелской заповеде: "Тово ли де ты царского колена – царя Александра Макидонского?". И я ему сказал отца своево слово ево и благословенье, что он сказывал мне – тово царского колена царя Александра Макидонского. И он, дмитрополит Макарей, скаску мою в духовне к себе взял и хотел тебе, великому государю, на Москве подат». При этом «случилос грек много, и слышели мою исповедь, и те все греки прилажили руки свои, что истинно правда»52.

_________________________________

     51 РГАДА. Ф. 210. Оп. 12 (Столбцы Белгородского стола). Д. 576. Л. 299–306 об.

     52 Там же. Л. 301, 304, 306.

[с. 132]

_______________________________________________________________________________

 

 

     Верить этому нельзя. Дело не только в том, что с подачи самозванца исповедь – уже не сокровенное общение двух людей, а некое публичное представление. Сомнения подкрепляются фразой из воеводской «отписки», что «писма греческим писмом», изъятые у самозванца, в Путивле «перевесть некому», а также тем обстоятельством, что никаких «сказок» в Москве никто из греческих иерархов не подавал53.

     Кстати, вышеуказанные «писма» состоят из двух экземпляров греческой азбуки, двух молитв на греческом и латинском языках, четырёх отдельно зафиксированных мыслей,  «откровения» от имени различных святых и составленного якобы митрополитом Макарием «исповедания». Почти все немолитвенные тексты сумбурны и не совсем понятны54. Думается, что переводчик здесь не виноват – эти тексты явно писались человеком, у которого не всё в порядке с психикой. Исключением является приписка под одним из вариантов греческого алфавита, автором которой был, наверное, один из учителей самозванца: «И болея сего подобает бить Андрееву жопу, чтоб он изучился разуму, понеже он ест глуп и разуму не имеет»55.

      Стоит привести цитаты из «писем», характеризующие самооценку лжемонарха. Вот отрывок из «откровения»: «Божественное писмо от Бога ест ко Андрею, что рен (sic!) Макидонский во лбу ево ево (sic!) ест. <...> Тако и мы, учители, видели у нево всия (осия?) стаит, хочеши увидети во лбу ево: первое убо покой творения Божия, а второе царствия человеческое хочет быти страх Божий. Восток и запад а тят далфа (sic!) в ладони его – толкуетца Христово похожения праведное, а хто станет честь которой учител, да растолкует сия лутчи меня. Сие [е]ст помазания Христова, от Бога помазан...»

     В «исповедании» выделим следующую запись: «Яз, Калинник Костентинов, руку приложил в Макария митрополита ко исповеданию. Господин Андрей пребывает в Путивле, и дают ему запрещение, и прихотят всякой греченин пребывати инока. Да не учините для спасенья своего, чтоб ему получит благоприятия»56.

     К сожалению, окончание следственного дела (документы, созданные после 1 сентября 1665 г.) не найдено, поэтому можно лишь догадываться о дальнейшей судьбе А. Николаева. Скорее всего, он был отправлен в монастырь «под начал до исправления

___________________________________

     53 Там же. Л. 299, 318.

     54 См. там же. Л. 307–313, 319–324.

     55 Там же. Л. 323.

     56 Там же. Л. 320, 322.

[с. 133]

________________________________________________________________________________

 

 

в уме», т. к. именно такое наказание до середины XVIII в. было типичным для лжемонархов-«безумцев»57.

     3. «Крымский хан» [между 14 сентября 1666 и концом августа 1667] – Тарас Авдеев сын Сизиков, драгун.

     Странно, что этот самозванец не упоминается в научной литературе, ведь источники о нём были опубликованы ещё в 1959 и 1976 гг. Правда, сведения в них довольно скупые.

     Из доноса драгуна Комарицкой волости (Севский у.) И. Глазунова на севского дьяка Л. Самсонова (29 января 1671 г.) мы узнаём: «Камарицкой волости драгун Тараска Сизиков при воеводе при Степане Бутикове воровал, назывался крымским ханом, и за то воровство он, Тараска, поиман и сослан к Москве, а с Москвы в Сибирь. И из Сибири де он, Тараска, ушол, был у вора Стеньки Разина. А ныне приехал от него, Стеньки, в Камарицкую волость и живёт, переходя, у драгуна у Лаврушки Кельина в деревне Дубках да у дьяка у Лукьяна на пруде в деревне Липнице тайно. Да с ним же пришол от него ж, вора, драгун Андрюшка Белаш, и принесли с собою суму воровских писем. Да они ж дьяку Лукьяну привели в подарках аргамак пег». На следствии, однако, выяснилось, что «тем всем дьяка Лукьяна Самсонова изветчик Ивашка Глазунов поклепал напрасно»58.

     Итак, из биографии Т. Сизикова нужно исключить сотрудничество с Л. Самсоновым. Остальной информации, по-видимому, можно доверять. Дополнить её позволяют архивные материалы о судьбе лжемонарха, его родных и оставшегося после него имущества (правда, здесь он фигурирует как Тарас Авдеев, причём о его преступлении не говорится).

     Во-первых, мы можем приблизительно определить период самозванства Т. Сизикова. Стать лжемонархом ранее 14 сентября 1666 г. он вряд ли мог, т. к. именно тогда в Комарицкую волость прибыл «сыщик» С. Б. Бутиков, назначенный тамошним управителем59. С другой стороны, 7 октября 1667 г. Тарас уже был привезён в Москву для ссылки в Сибирь «на вечное житие»60. Если учесть временные затраты на расследование, сопряжённое с отправлением в Москву «отписок» и ожиданием ответных указов (не меньше месяца), а также на дорогу из Путивля в столицу (не менее 10 дней), то получится, что самозванца схватили не позднее августа 1667 г.

____________________________________

     57 См.: Усенко О. Г. Кто такой «самозванец»? С. 44.

     58 Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1959. Т. 2. Ч. 2. С. 201 (№ 161); М., 1976. Т. 4. С. 184 (№ 168).

     59 РГАДА. Ф. 210. Оп. 14 (Столбцы Севского стола). Д. 222. Л. 77.

     60 Там же. Л. 354, 355 об.

[с. 134]

_______________________________________________________________________________

 

 

     Во-вторых, вместе с ним по делу проходил Федот Иванов, тоже комарицкий драгун. Скорее всего, это был сообщник самозваного «крымского хана».

     В-третьих, мы узнаём кое-что новое о реальной ипостаси Т. Сизикова. На момент ареста у него была жена и дети – три сына (один женат) и пять незамужних дочерей. Он был зажиточен: помимо двора, где имелось «всякое крестьянское рухлядишко и животишка», включая хлебные запасы и скот, у него была своя мельница. Наконец, он был, вероятно, жителем «Сечевского города Комарицкой волости», раз таковым именовал себя его старший сын61.

     4. «Царь Пётр Алексеевич» [25 марта/начало апреля ? – 28 апреля 1690] – Терентий Прокофьев сын Чумаков, бродяга.

      Примерно 5 мая 1690 г. в Москву пришла «отписка» смоленского воеводы Ф. И. Шаховского (от 28 апреля), который сообщил, что «в Смоленском уезде в маетности (вотчине. – О. У.) генерала-порутчика Дениса Швойковского (Швейковского. – О. У.) объявился вор рословец (житель г. Рославля. – О. У.) Терёшка Прокофьев», но был схвачен, «роспрошен» и «пытан накрепко». К посланию были приложены материалы предварительного следствия, а также запись «извета», из-за которого следствие и началось.

     «Извет» был сделан в Смоленске 28 апреля 1690 г. посланным от генерала «задворным человеком» В. Васильевым. Он сообщил, что 26 апреля «привели в маетность к Денису Швыйковскому в село Прудки того же села николской поп Викула да смоленской шляхтичь Андрей Глинка незнамо какова человека, слыша от него непристойные слова. И тот де человек при нём, Денисе, говорил непристойные слова и называл себя, что де "я – царь Пётр Алексеевичь". И он де, Денис, того человека велел сковать и, сковав, послал того человека в Смоленеск с ним, Викторком, и с провожатыми»62.

     В тот же день арестант предстал перед воеводой: «А тот вор Терёшка годами лет в полтретьятцать (25. – О. У.), ростом середней, волосом рус, ус проседает, бороду бреет, под щеками рубцы – знатно, была болезнь»63.

     «А в роспросе он сказал самые непристойные и великие слова: "Я де князь, что де болши ево на Москве нет, а имянем де Пётр Алексеев сын". А постояв, сказал: отец де ево – царь Алексей Михайловичь, а он де сын ево – царь Пётр Алексеевичь, и пошёл

_______________________________

     61 Там же. Л. 353–355.

     62 РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. Ч. 2. Д. 4078 а. Л. 1, 2.

     63 Там же. Л. 8.

[с. 135]

_______________________________________________________________________________

 

 

де с Москвы тайно розсматривать земли своей и хто де что про них говорит, а на Москву де остался брат ево царь Иоанн Алексеевичь. А пошёл де он с Москвы в нынешней Великой пост з Благовещениева дни (25 марта. – О. У.) сам-пят (с четырьмя попутчиками. – О. У.), и шли вместе до Можайска, а из Можайска пошли врознь: два человека пошли на Псков, а два человека пошли в черкаские (украинские. – О. У.) городы, а он де пошёл на Смоленеск. И шёл де он на Вязму, на Дорогобуж, на село Елню, а в тех де местех сказывался он прохожим человеком. А сь Елни де шёл он днями и сошёлся в Смоленском уезде в маетности Андрея Глинки в деревне Лучасе с попом, и тому де попу он про себя говорил те вышеписанные непристойные слова. И он де, поп, с Андреем Глинкою отвели ево к Денису Швыйковскому. И у Дениса де Швыйковского он про себя говорил те ж непристойные слова. И Денис де Швыйковской с человеком своим и со крестьяны прислал ево, сковав, в Смоленеск»64.

     В ходе нового «роспроса» – «у пытки» – лжемонарх «сказался рословской посацкой человек, Терёшкою зовут Прокофьев сын Чюмакова, а отец де ево, Терёшкин, Пронка Остафьев сын умре, а мат де ево Анютка Никитина дочь и ныне в Рословле, кормитца работою своею. А к Москве де он, Терёшка, пошёл в нынешнем году с Рожества Христова, а на Москве де он бродил меж двор, а с Москвы де он сшёл з Благовещениева дни. А что де он назывался таким великим имянем, и то де он чинил вне ума своего, и в той де ево вине, что он назывался таким великим имянем, волны великие государи».

     На пытке, судя по всему, Т. Чумакова спрашивали, кто его научил взять имя одного из «великих государей». В ответ «он, Терёшка, говорил: таким де великим именем называтца велели ему те вышеписанные товарыщи ево четыре человека».

     Вообще, в ходе следствия самозванец подробно описал своих спутников, назвал их имена и даже указал, кто где жил до встречи с ним и как зовут их жён. Он также сообщил, что те двое, которые пошли на Псков, – это «Федкины люди Шакловитого», и «буде де где их не задержат, быть им в Швецкой земле». Другие двое – это «князь Васил[ь]евы люди Голицына», и собирались-де они через «черкаские городы» пройти «в Литву и в Цесарскую землю» (Священную Римскую империю. – О. У.). Однако «он у них слышал, что ис тех государств быть им опять к Москве». Кроме того, Т. Чумаков добавил: «А подлинно де они розошлись с ним в Можайску, а ево де, Терёшку, покинули для того, что де он, Терёшка, бутто глуп и приведёт де им беду»65.

_________________________________

     64 Там же. Л. 3–4.

     65 Там же. Л. 4–7.

[с. 136]

_______________________________________________________________________________

 

 

     Вполне вероятно, что какие-то попутчики у самозванца были. Возможно также, что он им «разглашал» о себе, и потому-то они посчитали его «глупым» и решили уйти от греха подальше. Но проблема в том, что люди с именами и приметами, которые он указал, среди бывших крепостных В. В. Голицына и Ф. Л. Шакловитого не числились, равно и в тех слободах, где они якобы жили. Не было их и среди беглых, задержанных в Изборске66. Но если всё же самозванец попутчикам открылся, то это было между 25 марта и началом апреля.

     Как бы то ни было, 12 или 13 мая 1690 г. Т. Чумаков был отправлен из Смоленска в Москву, но 15 мая «на реке Днепре на Пнёвском перевозе умре». Видимо, сказались перенесённые им пытки. Смоленский воевода велел «ево, Терёшку, погресть в селе Пнёве от церкви и от кладбищ в далнем месте при сторонних многих людех»67.

     Мать его на следствии показала, что «сын де у неё, Анютки, Терёшка был, а от роду  ему дватцать шесть лет, и в Рословле скитался промеж двор, и написан был в стрелецкую службу. И из Рословля сшол [не]ведомо куды нынешние зимы, а в [котором] месяце и числе, того она не упомнит, потому что в тех числех была она бол[на]. А где де ныне сын её, Анюткин, Терёшка, и было л за ним какое воровство и воровские какие товарыщи, и в совершенном ли он в разуме, того де она не ведает». Она признала в уже умершем арестанте своего сына и дала ему такую характеристику: «А был де он, Терёшка, зерщик и бражник и пропойца, и её де, мать свою, бивал, и за воровс[тво] он, Терёшка, бит в Рословле кнутом, и была де на нём, Терёшке, падучая болезнь, и временем де он и в уме м[утил]ся»68.

     Итого на территории Российского государства в 1601–1700 гг. действовали 29 лжемонархов, из которых 16 чел. (55%) были детьми Смутного времени.

 

Поступила в редакцию

15.09.2005

_________________________________

     66 См. там же. Л. 9–10, 28, 52–67.

     67 Там же. Л. 30–32.

     68 Там же. Л. 31, 41–42.

[с. 137]

_______________________________________________________________________________

Бесплатный хостинг uCoz