О. Г. УСЕНКО

НОВЫЕ ДАННЫЕ О ЛЖЕМОНАРХАХ В РОССИИ XVII ВЕКА

     Задача нашего исследования – подытожить и уточнить уже известные данные о российских лжемонархах XVII в. и сообщить новые сведения.

     Концептуальную основу работы составляет прежде всего тезис, что далеко не каждый индивид, называющий себя «царём» или «государем», подпадает под квалификацию «лжемонарх (псевдомонарх, самозванец монархического типа)» и что нельзя смешивать лжемонархов с лицами, повинными лишь в «непригожих речах», – с бахвалами и болтунами, которые если не забывали тут же о своих словесных притязаниях, то стыдились их и отнюдь не подкрепляли никакими поступками¹.

     Критериями отнесения индивида к «лжемонархам» («самозванцам монархического типа») представляются:

     1) публичное притязание на статус верховного правителя отдельного государства или члена высочайшей фамилии (в неё входят ближайшие родственники и свойственники монарха);

     2) стремление получить соответствующие новому статусу властные полномочия: либо инкорпорироваться в высшие эшелоны официальной власти, либо создать свою собственную, автономную сферу властвования – сформировать группу сторонников и добиться того, чтобы они беспрекословно его слушались, т. е. вели себя как его «подданные».

     «Российскими» следует, очевидно, считать лишь тех самозванцев, которые в своей мифической ипостаси не просто находились на территории Московского царства (по состоянию границ в данный период), но хотя бы недолго играли там свою роль, будучи на свободе. При этом неважно, каково было их реальное подданство (гражданство) и этническое происхождение.

     Соответственно за рамки исследования выводятся лица, которые действовали только за границей (М. А. Молчанов, Я.-Ф. Луба, запорожский «царевич Иван Дмитриевич», И. Вергунёнок, молдавский «царевич Симеон Шуйский» и его польский, так сказать,

________________________________

     ¹ См.: Усенко О. Г. Кто такой «самозванец»? // Вестник славянских культур. [М.], 2002. № 5–6. С. 39–51.

клон) или же оказались на территории  Российского государства не по своей воле – под стражей (Т. Акиндинов)².

     Кроме того, нужно исключить и российских подданных, произносивших «непригожие слова». Речь идёт о персонажах, которых неправомерно записали в самозванцы К. В. Чистов и П. В. Лукин³, а также о Г. Балееве, которого отнёс к лжемонархам Н. Н. Покровский⁴.

     Да, Г. Балеев «назывался бутто от роду Государева», но вот в какой ситуации прозвучало его заявление: 8 января 1699 г. «приходил де на караул х казне великого государя (на посольском дворе в Китае. – О. У.) х караулщиком... купчины Спиридона Лянгусова работной ево человек Гурька Балеев и бранил де ево всякою неподобною бранью... и говорил великое государево дело – непристойные слова... и похвалялся купчину Спиридона убить» ⁵.

     Нельзя согласиться и с причислением к самозванцам сына Лжедмитрия II и М. Мнишек⁶. Нужно учитывать, что Ивана сызмальства воспитывали как царевича, и эта социальная роль была у него единственной. Но раз не было отказа от реального статуса в пользу мифического, то не было и самозванства⁷.

     Точно так же следует исключить из категории лжемонархов И. М. Заруцкого, который, по версии С. М. Соловьёва, будучи в

____________________________

     ² См. о них: Костомаров Н. И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. М., 1994. С. 318–321, 324–325; Соловьёв С. М. Соч.: В 18 кн. М., 1989. Кн. 4. С. 392, 452–454, 462, 474–475; М., 1990. Кн. 5. С. 148–149, 235–236, 445–448, 542–548, 583–587; Смирнов И. И. Восстание Болотникова (1606–1607). Л., 1951. С. 102–105, 138–143, 168–170; Тюменцев И. О. Русские самозванцы 1606–1607 годов и народная религиозность // Средневековое Православие от прихода до патриархата. Волгоград, 1998. Вып. 2. С. 223–238; Он же. Смута в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия II. Волгоград, 1999. С. 61–87; Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII–XIX вв. М., 1967. С. 66–67, 70–76; Троицкий С. М. Самозванцы в России XVII–XVIII веков // Вопросы истории. 1969. № 3. С. 144–145; Лукин П. В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000. С. 106–107; Симченко Ю. Б. Лжешуйский II: Православный, мусульманин, католик, протестант // Русские: Историко-этнографические очерки. М., 1997. С. 14–41; Bercé Y.-M. Le roi caché: Sauveurs et imposteurs. P., 1990. P. 129–132;  Szvák G. False tsars. Boulder; Wayne, 2000. P. 47–59.

     ³ Чистов К. В. Указ. соч. С. 121, 129–130; Лукин П.В. Указ. соч. С. 112–163.

     ⁴ Покровский Н. Н. Обзор сведений судебно-следственных источников о политических взглядах сибирских крестьян конца XVII – середины XIX в. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск, 1982. С. 51–52.

     ⁵ Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 214. Оп. 3. Д. 1423. Л. 9.

     ⁶ См.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. М., 1995. С. 337, 352; Логинова А. С. Провинциальные «лжецаревичи» Смутного времени и отражение самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Тюмень, 2004. С. 4, 16.

     ⁷ См.: Чистов К. В. Указ. соч. С. 65–66.

Астрахани (осень 1613 – весна 1614 г.), выдавал себя за «царя Дмитрия». Дело в том, что историк произвольно связывает с личностью атамана некую челобитную «от 1614 года... с обращением к царю Димитрию Ивановичу, царице Марии Юрьевне и царевичу Ивану Димитриевичу» ⁸. На самом она была написана ранее 1614 г. и, быть может, ещё до появления И. Заруцкого в Астрахани. Но даже если она писалась для подачи именно Заруцкому, это ещё не значит, что он стал очередным Лжедмитрием. Во-первых, осенью 1613 г. на Дону, а вполне возможно, и в низовьях Волги прошла молва, что царь Дмитрий жив и пребывает в Персии. Во-вторых, источники сообщают нам довольно много сведений о жизни И. Заруцкого в Астрахани, но не содержат прямых указаний на то, что он взял новое имя и царский статус. Будь это так, то московское правительство уж не преминуло бы заклеймить его как самозванца⁹.

     Теперь перечислим самозванцев, уже известных по литературе (в квадратных скобках указан период пребывания лжемонарха в его мифической ипостаси на российской территории – время от его «проявления» до разоблачения, а если такового не было, то до смерти или отъезда за границу; знак вопроса означает гипотетичность данных):

     1. «Царевич Дмитрий Иванович, сын царя Ивана IV», он же Лжедмитрий I [13 октября 1604 – 17 мая 1606] – предположительно Григорий (в миру Юрий Богданов сын Отрепьев), беглый монах¹⁰.

     2. «Царевич Пётр, сын царя Фёдора Ивановича» [зима 1605/1606 – 10 октября 1607] –Илья (Илейка) Иванов сын Коровин (Горчаков), по прозвищу Муромец, терский казак¹¹.

_____________________________

    ⁸ Соловьёв С. М. Соч. Кн. 5. С. 23. См. также: Чистов К. В. Указ. соч. С. 64–65.

    ⁹ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 5. С. 19–26; Костомаров Н. И. Смутное время... С. 770–777; Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в.: казачество на переломе истории. М., 1990. С. 76–78; Бернадский В. Н. Конец Заруцкого // Уч. зап. Ленинградского гос. пед. ин-та. 1939. Т. 19. С. 88–128.

     ¹⁰ См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 56–273; Соловьёв С. М. Соч. Кн. 4. С. 390–442; Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 162–191; Скрынников Р. Г. Самозванцы в России в начале XVII века: Григорий Отрепьев. Новосибирск, 1987; Васильев П. П. Тайны русской истории конца XVI – начала XVII в. М., 1990. С. 83–141.

¹¹ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 4. С. 435–436, 462–469; Смирнов И. И. Указ. соч. С. 172–193, 365–492; Смирнов И. И., Маньков А. Г., Подъяпольская Е. П., Мавродин В. В. Крестьянские войны в России XVII–XVIII вв. М.; Л., 1966. С. 36–88; Тюменцев И. О. Русские самозванцы... С. 213–221, 239–241, 249; Он же. Смута в России... С. 54–61, 73–79, 99–100; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism in Early Modern Russia: The False Tsars of the Time of Troubles. Cambridge, 1995. P. 90–97, 133–144, 147–153, 163–164, 168–181; Eadem. Pretenders in the Name of the Tsar: Cossack «Tsareviches» in Seventeenth-Century Russia // Von Moskau nach St. Petersburg: Das russische Reich im 17. Jahrhundert. Wiesbaden, 2000. P. 244–246.

     3. «Царевич Иван, по прозвищу Август, сын царя Ивана IV» [лето 1606 – лето/осень 1608] – предположительно «вольный» казак¹².

     4. «Царевич Фёдор, сын царя Фёдора Ивановича» [лето 1606 ? – перед 14 апреля 1608] – предположительно «вольный» казак¹³.

     5. «Царь Дмитрий Иванович», он же Лжедмитрий II [12 июля 1607 – 11 декабря 1610] – предположительно школьный учитель, бежавший из Речи Посполитой¹⁴.

     6. «Царевич Лаврентий (Лавр, Лавёр), сын царевича Ивана Ивановича» [осень 1607/начало 1608 ? – лето/осень 1608] – предположительно «вольный» казак¹⁵.

     7–13. «Царевичи, сыновья царя Фёдора Ивановича» – Клементий, Савелий, Симеон, Василий, Ерошка (Ерофей), Гаврилка (Гавриил), Мартынка (Мартын) [1607 ? – лето/осень 1608 ?] – предположительно «вольные» казаки¹⁶.

     14. «Царевич Осиновик, сын царевича Ивана Ивановича» [зима/весна ? – лето 1608] – предположительно «вольный» казак¹⁷.

     15. «Царь Дмитрий Иванович», он же Лжедмитрий III [начало 1611 – 20 мая 1612] – предположительно Сидор (Исидор, Сидорка) или Матвей (Матюшка), беглый дьякон или дьяк¹⁸.

_____________________________

     ¹² См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 452–453; Смирнов И. И. Указ. соч. С. 244–253; Тюменцев И. О. Смута в России... С. 60; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 131–135, 175–176, 179–181; Eadem. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 246–247; Усенко О. Г. 17 самозванцев у русского трона // Родина. [М.], 2004. № 5. С. 68.

     ¹³ См.: Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 230; Тюменцев И. О. Смута в России... С. 112; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 174–178; Eadem. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 247.

     ¹⁴ См.: Соловьёв С. М. Соч. кн. 4. С. 456–600; Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 228–289; Тюменцев И. О. Русские самозванцы... С. 241–252; Он же. Смута в России... С. 79 сл.; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 133–134, 157–228, 239–250.

     ¹⁵ См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 452–453; Смирнов И. И. Указ. соч. С. 244–246, 253; Тюменцев И. О. Смута в России... С. 60; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 176–181; Eadem. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 246–247.

     ¹⁶ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 4. С. 469; Платонов С.Ф. Указ. соч. С. 214; Тюменцев И. О. Смута в России... С. 60; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 176–178; Eadem. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 247.

     ¹⁷ См.: Костомаров Н. И. Смутное время... С. 452; Смирнов И. И. Указ. соч. С. 244, 253; Тюменцев И.О. Смута в России... С. 60; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 176–179; Eadem. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 247.

     ¹⁸ См.: Щербатов М. М. Краткая повесть о бывших в России самозванцах. СПб., 1774. С. 173–177; Костомаров Н. И. Смутное время... С. 699–701, 738; Соловьёв С. М. Соч. Кн. 4. С. 634, 646–649; Кн. 5. С. 329–330; Евгений (Болховитинов). История княжества Псковского. Киев, 1831. Ч. 1. С. 263–271; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 211–217.

     16. «Царь Дмитрий Иванович», он же Лжедмитрий IV [1611 ? – начало ? 1612]¹⁹.

     17. «Султан Ахия (Иахия, Якия), в крещении – Александр, великий князь Оттоманский, сын турецкого султана Магомета III» [2 декабря 1625 – май ? 1626] – иноземец, путешественник²⁰.

     18. «Царевич Иван, сын царя Дмитрия Ивановича» [между 13 июля 1645 и 30 января 1676] – бродяга²¹.

     19. «Царевич Алексей, сын царя Алексея Михайловича» [август ? 1670 – перед 6 июня ? 1671] – предположительно бродяга²².

     20. «Царевич Алексей, сын царя Алексея Михайловича» [1/12 августа – 2/11 октября 1671] – Иван Алексеев сын Клеопин, путешествующий дворянин²³.

     21. «Царевич Симеон, сын царя Алексея Михайловича» [сентябрь/ноябрь ? 1673 – 17 сентября 1674] – Семён Иванов сын Воробьёв, «вольный» казак²⁴.

     22. «Царевич Матвей Леонтьев, по прозвищу Дедионов или Дидьянец, сын царя Мегрелии Левана II Дадиани» [1681/начало 1682 ? – 14 июня 1682] – иноземец на положении высокого гостя²⁵.

_____________________________

     ¹⁹ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 4. С. 645; Чистов К. В. Указ. соч. С. 64; Perrie M. Pretenders and Popular Monarchism... P. 176.

     ²⁰ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 5. С. 424–428; Макушев В. В. Болгария под турецким владычеством, преимущественно в XV и XVI веках // Журнал Министерства народного просвещения. 1872. № 10 (октябрь). С. 324; Кулиш П. А. Материалы для истории воссоединения Руси. М., 1877. Т. 1. С. 148–153, 157–286 (источники опубликованы со множеством неточностей и пропусков).

     ²¹ К сожалению, информация о нём имеется лишь такая: «в царствование Алексея Михайловича в Москве был повешен некий безымянный бродяга, также выдававший себя за сына царя Дмитрия и Марины» (Думин С. Царица Марина // Родина. 1994. № 5. С. 55).

     ²² См.: Щербатов М. М. Указ. соч. С. 189–197; Соловьёв С. М. Заметки о самозванцах в России // Русский архив. 1868. Т. 2. Стб. 271; Он же. Соч. М., 1991. Кн. 6. С. 298–299; Тхоржевский С. И. Стенька Разин. Пг., 1923. С. 83; Троицкий С. М. Указ. соч. С. 139; Чистякова Е. В., Соловьёв В. М. Степан Разин и его соратники. М., 1988. С. 54–56; Усенко О. Г. Об отношении народных масс к царю Алексею Михайловичу // Царь и общество в русском общественном сознании. М., 1999. С. 84–89; Perrie M. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 249–252.

     ²³ См.: Соловьёв С. М. Соч. М., 1991. Кн. 7. С. 128–129; Он же. Самозванец Ивашка Клеопин // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. СПб., 1860. Кн. 1. Отдел V. С. 1–2; Лукин П. В. Указ. соч. С. 124–125.

     ²⁴ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 6. С. 440–446, 453–455, 458–459; Костомаров Н. И. Самозванец лже-царевич Симеон // Он же. Самозванцы и пророки: Исторические монографии и исследования. М., 1997. С. 172–199; Perrie M. Pretenders in the Name of the Tsar... P. 252–253.

     ²⁵ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 7. С. 280, 323–324; Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1858. Т. 1. С. 79–80; Аристов Н. Я. Московские смуты в правление царевны Софии Алексеевны. Варшава, 1871. С. XXII–XXIII, прим. 86; Козловский И. П. Сильвестр Медведев: Очерк из истории русского просвещения и общественной жизни в конце XVII века. Киев, 1895. Приложение. С. 97–98; Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 267, 371; Буганов В. И. Московские восстания конца XVII века. М., 1969. С. 205–206.

     23. «Побочный сын польского короля Яна Собеского» [1682/1683 ?] – Бризасье (Brisacier), французский подданный, путешественник²⁶.

     24. «Царевич Иван, сын царя Ивана IV» [21–25 октября 1690] –Иван Васильев сын, бродяга²⁷.

     25. «Первый капитан Преображенского полка Пётр Алексеев», т. е. царь Пётр I [7–30 января 1697] –Тимофей Евтифеев сын Кобылкин, путешествующий посадский человек²⁸.

     Приведённый перечень целесообразно снабдить комментариями и дополнениями. Оговоримся вначале относительно Бризасье. Мы знаем, что за границей он изображал особу королевской крови, но не знаем точно, продолжилась ли эта мистификация после его приезда в Россию. Скорее всего, продолжилась, но данное утверждение доказать пока нельзя – увы, на этот счёт первоисточник (мемуары аббата Ф.-Т. де Шуази) не сообщает ничего определённого²⁹.

     Перейдём к разговору о Лжедмитрии IV. Единственное упоминание о нём содержат грамоты, посланные в январе 1612 г. в Кострому и Ярославль московскими боярами – сторонниками польского королевича Владислава. В этих грамотах после обличения «Псковского вора» (Лжедмитрия III) сообщалось: «...А другой вор, также Димитрий, объявился в Астрахани у князя Петра Урусова, который калужского убил» ³⁰.

     Можно полагать, что этот самозванец был ставленником татарского князя, который таким способом пытался избежать возможной мести со стороны донских и волжских казаков за убийство Лжедмитрия II. Кроме того, данное лицо мы можем предположительно отождествить с тем самым Гурием, который в «Плаче о пленении и конечном разорении Московского государства» (1612 г.) фигурирует как самозваный царевич наряду с «Иваном-Августом» и «Лавром». Это произведение было написано, вероятно, в Казани, поэтому логично заключить, что оно говорит лишь о волжских самозванцах, каковыми, собственно, и были «Иван-Август» и «Лавр». Причём эти двое называются именно в том порядке,

_______________________________

     ²⁶ См.: Строев А. Ф. «Те, кто поправляет Фортуну»: Авантюристы Просвещения. М., 1998. С. 250–251.

     ²⁷ См.: Лукин П. В. Указ. соч. С. 125–127 (в цитатах из источников много ошибок).

     ²⁸ См.: Соловьёв С. М. Соч. Кн. 7. С. 563; Чистов К.В. Указ. соч. С. 113; Лукин П.В. Указ. соч. С. 128–134 (в цитатах из источников много ошибок).

     ²⁹ См.: Choisy, l’abbé de. Mémoires pour servir à l’histoire de Louis XIV. Utrecht, 1727. T. 2. P. 176–184.

     ³⁰ Соловьёв С. М. Соч. Кн. 4. С. 645.

как они и «проявлялись». Гурий же упомянут последним, значит он стал «царевичем» позднее их³¹.

     Остановимся теперь на соратнике С. Разина – «царевиче Алексее». Среди архивных материалов удалось обнаружить новую информацию о нём. Её сохранило предание, существовавшее более 70 лет и частично зафиксированное в начале 1759 г., когда один из его «разгласителей» – крестьянин Кадомского уезда С. Афанасьев – попал в Тайную канцелярию. На допросе тот сообщил: «Тому де назад лет з десять...как жил он, Афонасьев, в означенном селе Селище, и тогда де того села крестьянин Март[ын] Нечаев (которой тому лет з десять умре), будучи в поле при пазбе лошадей, в разговорах... сказывал ему, Афонасьеву, наодине [без] свидетелей слова такие, что де разбойник Стенка Разин з государем (а с которым государем, не выговорил) вместе воровал и будто оной Стенка того государя бил и за волосы драл» ³².

     Конечно, достоверность этого известия может быть подвергнута сомнению. Но я склонен считать, что историческая память народа сохранила реальный факт из истории разинщины. Однако вряд ли правильно думать, что Степан Разин постоянно унижал самозванца, – тогда он просто не мог бы привлекать к себе людей, ведь они должны были верить, что служат настоящему царевичу³³. Непочтительное поведение Разина вполне могло быть его первой и спонтанной реакцией на «проявление» самозванца при их знакомстве – на слова, что атаман видит перед собой не простого человека, а наследника престола, чудесным образом ускользнувшего от бояр-изменников.

     Надо сказать, что в России XVII–XVIII вв. откровения лжемонархов о себе не раз вызывали  реакцию, подобную разинской. В качестве примера подходит случай с Ф. Казиным-Богомоловым, который в 1772 г. под именем Петра III поднял часть волжских казаков на восстание. Один из арестованных офицеров потребовал встречи с «императором» и, когда его подвели к Богомолову, набросился на него и стал бить, называя самозванцем и требуя взять его под караул. Эффект был столь сильным, что казаки отступились от Лжепетра и сами же заковали его в кандалы³⁴.

     Тщательное изучение опубликованных и архивных источников позволило включить в список российских лжемонархов XVII в. ещё четырёх человек.

______________________________

     ³¹ См.: Памятники литературы Древней Руси: Конец XVI – начало XVII веков. М., 1987. С. 138–139, 566.

     ³² РГАДА. Ф. 7. Оп. 3. Картон 344. Д. 792. Л. 1 об. –2.

     ³³ См.: Усенко О. Г. Об отношении народных масс... С. 78–88.

     ³⁴ Мордовцев Д. Л. Самозванцы и понизовая вольница. СПб., 1886. Т. 1. С. 88–89.

     1. «Московский царевич», предположительно – «Иван, сын царя Дмитрия Ивановича и царицы Марии Юрьевны» [вторая половина июня 1641 – начало 1642 ?] – Мануил Сеферов (?) сын, по прозвищу Дербинский, польский подданный, арестант.

     Этот самозванец интересен своей, так сказать, скромностью – тем, что в России о своих притязаниях открыто не заявлял, а только намекал³⁵. Хотя в источниках нет явных указаний на то, что он и ранее – в Польше – выдавал себя за царевича, причём открыто, тем не менее об этом свидетельствуют его близкие отношения с польским королём и знатью, а также «знаки» на его теле, которые в России были квалифицированы как «царские» (см. ниже).

     Российскому правительству он стал известен 12 июня 1641 г., когда в Москву прибыла «станица» с Дона, которая и передала его властям. Из «войсковой отписки» и «роспросных речей» казаков следовало, что Мануил появился на Дону осенью 1640 г. и представился армянином, вышедшим из турецкого плена. Сначала он жил в Маныче («Маночском городке»), потом перешёл в Азов, где провёл зиму и где «учал на кабакех пит, и зернью играт, и ясыр собе на постелю покупати». Растратив свой запас «червонных золотых», Мануил влез в долги, но не смог их оплатить. Весной (вероятно, в марте) 1641 г. кредиторы «учали его бит на правеже», и тут он заявил о своей неприкосновенности: «И он де сказался литвин, а послан де он от полского короля к Сефий-шаху персицкому з грамотою, а велено де ему идти на Азов, а из Азова идти в Кизыл-баши (государство Сефевидов. – О. У.) с шаховым послом, которой приезжал в Азов к атаманом и х казаком от шаха». В подтверждение своих слов Мануил предъявил «литовского короля семь листов за глухими печатми». Тем не менее казаки ему не поверили – «чаяли того, что он лазутчик», почему и отправили под караулом в Москву. Уже после отъезда «станицы» Азов посетили посланцы короля с просьбой, чтобы казаки «тово поляка, которой послан от него к шаху персицкому, пропустили его в Кизыл-баши или б отпустили его в Полшу. И атаманы де и казаки тем королевским посланцом отказали, что им того поляка без государева указу из Азова никуды отпустит немочно...» ³⁶

     На допросах (с 12 июня по 2 сентября 1641 г.) арестант сообщил о себе, что «родом арменин, Мануилом зовут, отец де ево и мать жили в Астарахани, а держали веру арменскую, а он де, Мануйло, родился в Астарахани».Его отец был «армянин торговой

____________________________

     ³⁵ Подобным «скромником» был В. Бунин, который в 1787–1788 гг. изображал Петра III, ни разу открыто не назвавшись этим именем. «Разглашала» о нём его напарница – М. Тюменева (см.: Усенко О. Г. Кто такой «самозванец»? С. 45).

     ³⁶ РГАДА. Ф. 210. Оп. 13 (Столбцы Приказного стола). Д. 152. Л. 5, 11–12, 19, 79–82.

человек, имя ему по-армянски Сефер, а по-русски Сергей... и ево де знали руские многие люди, что отец был богат и честен». В Астрахань «отец ево переехал ис Кизыл-баш..., а в Кизыл-башех де он у шаха был чесной человек». Отправившись обратно в Персию, отец взял с собою малолетнего Мануила «для грамотново ученья и в Кизыл-башех отдал ево учит грамоте. А учился он грамоте три годы, и как отец ево в Кизыл-башех умер, и его ис Кизыл-башские земли свезли во Царь-город торговые люди»³⁷.

     Если верить Мануилу, он побывал «в розных государьствах и грамотам и языком многим научен»; «а языком де он умеет арменским, кизыл-баским (видимо, фарси. – О. У.), туретцким, венгерским, волосским, полским, нагайским и крымским языком»³⁸.

     В Стамбул Мануил приехал, насколько можно высчитать на основе его показаний, в 1621 или 1622 г. Прожил он там «лет с пят». Возможно, именно в Стамбуле родилась у него идея выдать себя за «московского царевича». Ради этого он выколол у себя на груди загадочное слово «арменским писмом» под титлом, а на руках сделал особые «знаки». В материалах следствия они описаны с вариациями: «на правой руке знамя – крест начерчен син[ь]ю, да на правой же руке и на левой на запяст[ь]е зжено, да у левой же руки на мышке пятно черновато, кабы што зжено»; «на руках на обеих кресты написаны и подле крестов клейма выжжены», а «у левова плеча вызжен арёл»³⁹.

     Около 1626/1627 г. будущий лжемонарх «из Царя-города с торговыми людми приехал в Полшу» и не покидал её 12 лет. Там он встретился с коронным гетманом С. Конецпольским и, видимо, сумел убедить его в своём высоком происхождении. После этого «многое де время жил он при гетмане» и «служил» ему, причём тот «звал его Мануйлом Дербинским». Однажды «был карол полской в гостях на пиру у гетмана Концеполскова, и он де, увидя ево, Манушку, и розспрося де про нево гетмана, какой он человек, и у гетмана де Концаполскова выпросил ево, Манушку, карол, и был де он при карале». («И Конецполской отдал ево королю, и он служил королю»)⁴⁰. В 1639 г. Мануил познакомился с другим самозванцем – «царевичем Симеоном Васильевичем Шуйским». И «знал де он тово вора... с полгода», более того, «ему де, Манушке, он другом учинился»⁴¹.

     «И как послан был от полского короля к Сефий-шаху персицкому посланник Шемберек (очевидно, Шемберг. – О. У.), и он

_____________________________

     ³⁷ Там же. Л. 13, 44, 49, 61.

     ³⁸ Там же. Л. 35, 61.

     ³⁹ Там же. Л. 13, 40, 58–59, 61.

     ⁴⁰ Там же. Л. 13–14, 61.

     ⁴¹ Там же. Л. 41–43, 45–47, 57, 63.

поехал ис Полши с тем посланником в Кизыл-баши. А ис Кизыл-башские земли отпустил ево посланник к полскому королю з грамотою через Царь-город с торговыми людми, да с ним же послана была х королю шахова грамота. И как де он в Полшу х королю приехал, и корол де ево за тое службу пожаловал: велел его испоместит из своих сёл [в] Варшавском повете. А как де полскому королю учинилос ведомо, что посланника ево Шемберека на дороге воры убили буйнацкие люди, и – тому де ныне девятой месяц – послал ево корол из Варшавы к Сефий-шаху персицкому з грамотою, а отпустит было ево хотел через Московское государство, а об ево отпуске хотел было с ним послат ко государю свою королевскую грамоту. И как де королю ведомо учинилос от запорожских казаков, что пришол в Азов кизыл-башской посол, и корол де его через Московское государство послат не изволил, а послал ево в Азов для того, чтоб ему застат в Азове кизыл-башского посла и с тем послом из Азова ехат к шаху с королевскими грамоты. <...> А грамоты с ним от короля в Азов к атаманом и х казаком не было, а послал де с ним грамоту к шахову послу Конецполской, чтоб он из Азова взял с собою. И как де он в Азов приехал, и кизыл-башского де посла в Азове не застал, а ведомо ему про него учинилос, что тот посол на Терке. И он де ту грамоту послал к тому шахову послу на Терек... А в Азове де он атаманом и казаком не сказался для того, что об нём от короля грамоты не было»⁴².

     Перед отъездом из Варшавы Мануил был на королевской аудиенции: «отпустил де ево полской Владислав корол к шаху перситцкому с листами сам, да при короле ж де в то время, как ево корол отпускал, были и сенатари. И приказывал ему, Мануйлику, корол Владислав шаху поклон правит и чтоб шах с ним, королём, был в братцкой дружбе и в ссылке. Да Владислав же корол к шаху с ним, с Мануйликом, приказывал: будет турской салтан пойдёт на нево, на короля, и перситцкой бы шах в то время шол на турсково, а будет де турской салтан пойдёт на шаха, и он де, корол, в то время пойдёт на турсково салтана и учнёт де ему, шаху, в то время на полской корол на турсково помогат»⁴³.

     По всей видимости, российские власти поначалу подозревали Мануила в шпионаже. Но характер подозрений изменило найденное у него 17 июня письмо, которое, как он после заявил, адресовалось его родственникам в Астрахань. Оно было написано по-армянски, начиналось церковными молитвами, а затем шёл такой текст (цитируется в переводе):

___________________________

     ⁴² Там же. Л. 14–18.

     ⁴³ Там же. Л. 38–39, 53–54.

     «Здоровье моё от земли до небес вам. А я в кручине и в поиман[ь]е, а спрашивают: "Откуды де ты едеш? Государю де ты изменник". А того у меня не спрашивают, откуды я и где родина моя (весьма странный пассаж, если учесть, что он уже отвечал на такие вопросы. – О. У.). И вам бы, приехав, бит челом государю со слезами о моей голове и про меня учинит ведомо, как я взят (не намёк ли это на то, что он приёмный ребёнок? – О. У.) и где я родился и каков я к вам близок. А мне здес не верят, и посадили в тесную тюрму, и пить и есть мне дают из скаредных судов. И вам бы не поплошитца – порадет о мне спешно и учинит про меня ведомо. А мне быт истратену внапрасне – потому: чают меня чюжим человеком. И вам бы меня избавить от сее беды. А я приехал чистым сердцем и в добром здоровье. И привезли к Москве, а на Москве чаял себе, что в раю, всякого добра, ажно меня засадили. И вам бы, приехав, о мне бит челом государю, чтоб мне внапрасне не погинуть. Аз было обрадовался тому, что в свою землю бог вынес ис полону, ажно горче того бог попустил меня на скорбные беды»⁴⁴.

     Во второй половине июня 1641 г., будучи под стражей в доме С. В. Волынского, Мануил начал и устно намекать на свой высокий статус. Как донёс его «пристав», он «в розговорех де себя обышным простым человеком называт не велит и с людми ево за то бранитца», при этом сказывается «чесног[о] отца сын». С. Волынский также сообщил, что «у тово колодника на теле на грудях и на руках писмо неведомо какое»⁴⁵.

     Давая объяснения следователям (9 августа и 2 сентября), самозванец говорил, что на груди у него наколото иглой и «написано красками» его имя, причём сначала сообщил, что это дело рук его матери, а потом сказал, что это сделала «во Царе-городе девка, любя ево». Что касается «знаков», то «крест учинён на руке для тово, что в Кизыл-башех крестов не носят, и он де, Мануйлик, на себе крест назнаменовал, чтоб ему без креста не быт и чтоб тот крест на нём был не знатен, а на руках де у нево зжено для счастья...», причём «то де всё зделал он, Мануйлик, сам про девкино здоров[ь]е, любя её». Наконец, «а что у нево на мышке пятно, и в том де месте ево укусила девка»⁴⁶.

     В приватных же беседах за чаркой вина (между 2 сентября и 20 ноября 1641 г.) Мануил поведал своему «приставу» нечто иное: «В арменском де их абычее тово нет, что токие признаки делат, каторые на нём признаки. А на груди де написано имя ево,

____________________________

     ⁴⁴ Там же. Л. 21, 26–29, 55.

     ⁴⁵ Там же. Л. 36, 44.

     ⁴⁶ Там же. Л. 40–41, 48, 56.

Манушкино, а у плеча де напечатон арёл, а на руках де кресты для тово, что он крестьянской (христианской. – О. У.) природы». При этом самозванец добавил, что «тово де он не ведоет и не помнит, как те на нём признаки учинены, – как де почал разумет издеска, а те де признаки на нём...»⁴⁷ Здесь явно виден след фольклорных представлений о том, что подлинный – богоизбранный – монарх с рождения носит на себе некие «царские знаки»⁴⁸.

     Относительно же татуировки на груди Мануила С. Волынский 20 ноября доносил царю следующее: «А про писмо мне, холопу твоему, скозал, что у нево на груди написаны те слова арменским писмом: первое слово мен, по-руски мыслете, другое слова аип, третее слова ген, а написаны ане под титлою – в одном слове всё именован[ь]е. Хто де разумеет то писмо под титлою, и в тех де во всех словах по именован[ь]ю. И я, холоп твой, допрашивал ево, кое именован[ь]е мен. И он мне, холопу твоему, сказал: "Мен – с тово слова… Продолжение »