О. Г. УСЕНКО

 [с. 48]

     В советской историографии возобладала тенденция рассматривать ушкуйничество как своеобразную форму новгородской колонизации или как средство борьбы с политическими и торговыми противниками республики, а его историю ограничивать XIV – началом XV вв., т. к. слово “ушкуй” впервые встречается в летописях под 1320 г., а термин “ушкуйники” – под 1360 г., причём в XV в. они выходят из употребления[2]. Указывается, что ватаги ушкуйников набирались боярами, однако состав этих ватаг определяется по-разному: по мнению В. С. Румянцевой, они формировались “из лиц без определённых занятий”[3], а по мнению В. Н. Бернадского – главным образом из “нормальных” горожан и земледельцев. При этом он зачисляет в историю ушкуйничества лишь те случаи, когда поход предпринимался “без слова новгородского”, т. е. без официального разрешения[4].

     Если принять во внимание, что термин “ушкуйники” возник и получил распространение за пределами Новгородской земли – в Северо-Восточной Руси[5], то можно прийти к выводу: совсем не обязательно ограничивать эпоху ушкуйничества лишь временем бытования этого слова. Московские летописи нередко чередуют обозначения “ушкуйники” и “разбойники”, а иногда эти слова образуют одно – “ушкуйницы-разбойницы”[6]. Значит главное отличие ушкуйников – это грабительский характер их походов.

     Однако посылка отрядов за данью и трофеями – давняя традиция Новгородской республики. Именно таким образом в XII–XV вв. она осуществляла властвование над своими колониями (Двинской землёй, Югрой, Печорой, Кольским берегом и др.)[7]. Кроме того, набеги с целью грабежа предпринимались во время войн с иноземными государствами и русскими соседями Великого Новгорода. Для жителей республики ведение войны  подразумевало прежде всего нанесение материального ущерба неприятелю, чью землю стремились “взять на щит”. Ради этого войско нередко пускалось “в разгон” – разделялось на мелкие отряды, действующие на свой страх и риск. Если же враждующие стороны вступали в открытое сражение, то победа оказывалась у того, кто первым “досекался до товара” – захватывал обоз, где хранились продовольствие, оружие и трофеи[8].

     Чтобы разобраться в том, чем же разбойники в узком смысле (ушкуйники) отличались от разбойников в широком смысле (новгородских ратников вообще), следует вспомнить структуру новгородского войска в XII–XV вв. Основу его составляло ополчение –

“рубленая рать”; оно собиралось путём “разруба” воинской повинности среди простолюдинов – свободных горожан и сельчан. Другими составными частями вооружённых сил республики были дружины князя, бояр и наиболее богатых купцов, “владычный полк”, а также войско из “охочих людей” (“охотников”), т. е. добровольцев, ушедших на войну сверх “разруба”; последние, как правило, воевали в пехоте и передвигались на судах[9].

     Судя по всему, именно “охочими людьми” были летописные “молодцы новгородские” и “люди молодые”, которых историки отождествляют с ушкуйниками[10]. Обратим также внимание на то, что в середине XIV – начале XV вв. походы ушкуйников организовывались, как правило, боярами, причём подобные предприятия новгородские власти если не поощряли, то и не запрещали. Даже если “молодцы” выступали, “не послушав Новаграда”, санкции против них не применялись[11]. Можно полагать, что сходное отношение к походам “солдат  удачи” имело место и в более раннее время. В таком случае ватага ушкуйников – это официально сформированный отряд “охочих людей” во главе с представителями знати, который полностью автономен в своих действиях и передвигается на гребных судах; цель их походов – снискать славу и богатство за пределами Новгородской земли.

     Начальный этап ушкуйничества можно датировать концом XI – началом XIV вв. В это время национальный состав ушкуйников был различен: наряду с русскими ватагами действовали союзные им финно-угорские (корела, весь, ижора) отряды, во главе которых, вероятно, стояли представители местной родоплеменной знати. Ушкуйничество пользовалось поддержкой новгородских властей, поскольку способствовало расширению подконтрольной им территории, а также повышало авторитет Великого Новгорода.

     Русские ватаги отправлялись на северо-восток и выполняли колонизаторскую функцию. В конце XI в. боярин Гюрята (Юрий) Рогович впервые послал “молодцев новгородских” на Югру (Северное Предуралье и Зауралье) для сбора пушной дани. Для его потомков походы за югорскими мехами стали главным источником богатства и могущества. С конца XIII в. возвышается род Мишиничей, и для них объектом грабительских набегов стали земли в бассейне Северной Двины[12]. Что касается финно-угорских ушкуйников, то их набеги были направлены против Швеции и покорных ей племён. В 1178 г. они совершили поход на запад, в Финляндию, против еми; был захвачен в плен и умерщвлён шведский

епископ Рудольф. В 1187 г. кореляне в союзе с новгородцами опустошили шведские земли близ озера Мелар и сожгли г. Сигтуну (стоял на месте современного Стокгольма)[13]. Финно-угорское ушкуйничество объективно помогало Новгороду сохранить контроль за торговыми путями, проходившими по Карельскому перешейку и Неве.

     Период с 1320 по 1409 гг. стал новым этапом в истории ушкуйничества. Во-первых, исчезают упоминания о ватагах из числа нерусского населения (хотя это не значит, что финно-угорские “охотники” не могли быть ушкуйниками). Во-вторых, ушкуйничество стало прежде всего средством снятия социального напряжения в новгородском обществе, поскольку беднякам предоставлялся шанс быстро поправить свои дела, а богатым – заработать авторитет в народе[14]. В-третьих, походы совершаются не только на запад и северо-восток, но и на юго-восток – на Каму и Волгу вплоть до Астрахани.

     В юго-восточном направлении с 1360 по 1409 гг. были предприняты 9 походов. Но поскольку они хорошо изучены[15], разумней уделить внимание другим.

     Судя по летописям, на запад было совершено три похода. В 1320 г. некие Игнат Малыгин и Лука со своими отрядами предприняли набег “на мурманы” (Норвегию, которая в 1319–1363 гг. находилась в личной унии со Швецией). Предприятие было, видимо, не очень успешным – “немцы” разбили ушкуи И. Малыгина[16]. В 1338 г. после шведского набега на Обонежье и Ладогу “ходили молодцы новгородские с воеводами и воевали выборгскую и шведскую корелу, и много опустошили земель их, и посевы пожгли, и скот посекли, и возвратились все здоровы с полоном”[17]. Ещё одно выступление ушкуйников против шведов имело место в 1377 г.: “Ходили из Новгорода люди молодые к Новому городку на Овле на реке, к немецкому, и стояли под городом много дней, и посад весь взяли, и волость всю потравили, и полона много привели в Новгород, а сами пришли все здоровы в Новгород с воеводою Иваном Фёдоровичем, Василием Борисовичем, Максимом Онаньичем”[18].

     На северо-восток ушкуйники совершили тоже три похода. Под 1340 г. летопись упоминает, что новгородские “молодцы” сожгли Устюжну (на р. Мологе), но не смогли уйти с пленниками и “товаром”; потеряв же трофеи, отправились за добычей в Белозерскую волость[19]. В 1342 г. боярин Лука Варфоломеевич с отрядом

“холопов-збоев”, не получив разрешения властей и церковного благословения, отправился на Северную Двину и “взял всю землю Заволочскую по Двине все погосты на щит”, но в конце концов погиб[20]. В 1364 г. аналогичный поход в Югорскую землю совершили ушкуйники во главе с Александром Авакумовичем и Степаном Ляпой[21].

     Началом XV в. можно было бы и завершить историю ушкуйничества если бы не одно обстоятельство: на походы ушкуйников очень похожи действия некоторых формирований во время русско-шведских войн XVI–XVII вв.

     Так, в 1555 г. новгородский наместник получил царскую грамоту с повелением отомстить шведам за то, что они разоряли “корельские и ореховские волости”. Иван Грозный приказывал сформировать и послать в Выборгский уезд войско из новгородских “детей боярских”, “земцев” и пострадавших от шведов жителей приграничья, чтобы “им над немцы учинити по тому ж, как они над нашими людьми чинили, а за грабежы бы свои взяли гораздо вдвое и втрое...”[22]

     Фактически воспроизводили набеги ушкуйников и походы карельских партизан в 1581–1583 и 1589–1593 гг. Небольшие отряды крестьян базировались на российской территории, откуда периодически совершали вылазки на земли под властью шведов. Главной целью этих вылазок был грабёж “немцев” и “изменников”, опустошение вражеских владений.  Аналогичным образом действовали партизаны Корельского уезда в конце 1610 – начале 1611 гг., а также карелы, жившие на р. Кеми. Последние весной 1611 г. в ответ на появление вражеского десанта разграбили шведские владения в Эстерботнии. Летом 1614 г. ещё один партизанский отряд из жителей Северной Карелии прошёлся огнём и мечом по приграничным шведским землям – на этот раз пострадала Улеаборгская губерния[23].

     Таким образом, в середине XVI – начале XVII вв. произошло возрождение ушкуйничества, причём с повторением черт, характерных для первого этапа его существования. Мы снова видим праведный разбой во время войны, интернациональный состав ушкуйников и сочувственное отношение к ним государства.

     Исходя из вышесказанного, можно сделать следующий вывод: ушкуйничество конца XI – начала XV вв. – это новгородский вариант архаической традиции, возникшей в условиях “военной демократии”, это механизм снятия социального напряжения и

способ жизнеобеспечения, присущий патриархальному обществу, для которого любая война – норма и даже доблесть. Ушкуйничество последующего времени – это пережиток указанной традиции, которая получает право продлить своё существование лишь в чрезвычайных для Российского государства обстоятельствах – в условиях длительных и масштабных войн со Швецией. Но сам факт жизнестойкости ушкуйничества показывает, что его отмирание было обусловлено не столько внутренними, сколько внешними для новгородского общества факторами – падением  республики, процессами централизации, перестройкой российских вооружённых сил, а также эволюцией военного искусства.

____________________________________